БОЛЬШЕВИКИ


1.     Дела, не слова

Нашими соседями, и к тому же самыми могучими, сегодня являются русские – большевики[1]. Чтобы мы знали, как вести себя с ними, надо хорошо-хорошо познать их, и познать не по словам, не по речам, а только по их делам.  Мы нынче находимся в таком положении, в каком некогда находились закавказские республики. Чтобы понять, что представляют собой большевики, какова их тактика, каковы поступки, чего ждать от них, добра или зла, – не мешает в некоторой мере ознакомиться с их поведением в Закавказье.

Рядом с русскими большевиками, после гибели армии добровольцев, находилась Азербайджанская Демократическая Республика. Та появилась примерно в то же время, как и Литва. Ее создали немцы и турки в сентябре 1918 г., изгнав большевиков из Баку. Азербайджанская Республика была подобна другим республикам: имелся парламент, существовали министерства, хлеба хватало досыта, лавки были полны товаров и сравнительно недорогих. Можно было жить. Ясно, как и всюду, так и в Азербайджане, большинство было недовольно своей судьбой. Всем казалось, что при ином поведении властей,  могло быть еще лучше. Фунт черного хлеба стоил 6 р., белого можно было получить за 8 – 9 р.; люди думали, что могло быть еще лучше, если власть была бы покладистее. Фунт мяса стоил 20 – 30 р. Люди тоже бурчали, предполагая, что было бы еще дешевле, если власть строже боролась бы со спекуляцией и так далее. Это недовольство властью было еще сильнее тем, что в Азербайджане очень не хватало образованной интеллигенции. Язык во всех учреждениях употреблялся русский, на службе находились бывшие русские чиновники. Только в министерстве внутренних дел, в войсках и учреждениях парламента была предпринята попытка ввести татарский язык (азербайджанский язык: – переводчик), но эта попытка оказалась вовсе неудачной, ибо и тех служащих татар (азербайджанцев: – переводчик), которые были, нужно было уволить по их недопониманию, по недостаточному разумению своего гражданского долга. Как только полуинтеллигентный татарин занимал более или менее ответственную должность, тут же он стал брать взятки и обращаться со всеми словно бог, могущество которого неограничено. Таким образом, весь чиновнический  аппарат находился в руках русских: естественно, все более высокие посты занимали татарские интеллигенты, что вызывало еще большую неудовлетворенность у русских. По правде говоря, они никогда и не были друзьями Азербайджана. Сначала ждали прихода Деникина, затем, когда распались силы добровольцев, стали ждать большевиков. Ходили слухи, что большевики нынче вовсе не такие, какими были, что теперь они уже научились вести работу, что у них уже не стало террора, что интеллигенцию уже не преследуют, что они лишь яростно борются со спекуляцией, что с их прибытием все станет дешевле, станет легче жить. Русские их ждали дожидались и потому, что все же это – власть русских. Рабочие ждали, ибо это власть рабочих – по их разумению. Простые граждане, которые сомневались, справедливы ли эти разговоры, тоже ждали, полагая: пусть будет, как говорят украинцы – «хоть хирше, да инше». По правде говоря, их ждали и большинство татар, к тому же большевистские агенты среди них проводили ярую агитацию, мол, большевики вовсе не тронут ни независимости Азербайджана, ни внутренней жизни народа; им, большевикам, Азербайджан нужен лишь как ворота на Восток, особенно в Турцию, которую они пойдут спасать.

Интеллигенция, в руках которой находилась власть и которая вовсе не доверяла таким предложениям большевиков, опасалась, что они своей враждебной к русским политикой уничтожат и народ, и государство. Поскольку агенты Антанты, и особенно разные учреждения Англии, лишь в свою угоду использовали богатства Азербайджана, чинили только зло, и не раз показали, что с их стороны никакой помощи ждать не стоит, власть тоже колебалась. Это колебание заставило ее искать  контактов с русскими. Послали в Москву делегации, приступили к переговорам о связях, о торговле, об отправлении в Россию горючих и смазочных материалов, хлопка, кожи, шерсти и других товаров, которые Азербайджан имел в избытке и был не в состоянии израсходовать.

Поскольку шли переговоры, все более крупные силы большевиков группировались в Петровске, вблизи Азербайджанской границы. Азербайджанская власть стала проявлять беспокойство и запросила Москву, что это значит? Москва ответила, что она не думает покушаться на государственную независимость Азербайджана, которую она признает, никаких задних мыслей у нее нет; большинство войск там оказалось, лишь преследуя силы добровольцев.  Как только этого не станет, оно окажется ненужным в стратегических целях, все войско тут же будет отозвано обратно. Теперь же Россия не о войне с кем-то либо грезит, а только о наведении порядка во всей внутренней жизни. Большевистская власть желает только одного – договориться со своими соседями, установить добрые отношения и жить с ними как с добрыми соседями, имеющими в виду только благополучие  для своего народа и понимающими общие связи и пользу этих связей.

Этим ответом азербайджанская власть была полностью удовлетворена, и никто так и не обратил внимания на предупреждающие голоса, отдельные и редкие.

Случилось то, чего власть вовсе не ожидала. Уже к концу переговоров, большевики заняли станцию Ялама, находящуюся уже на самой границе Азербайджана.

Поскольку азербайджанская власть, доверяя большевикам, была вовсе не готова к борьбе, и когда все военные силы были переброшены к границе с Арменией, власти, протестуя, запросили Москву, что это означает, и была отправлена делегация к военному командиру большевиков, действующему в той области.

Делегации был дан ответ, что это осуществляется в стратегических целях, ибо ходят слухи, что Азербайджан готовится к борьбе против русских и думает призвать на помощь англичан.

Таким образом, в стратегических целях необходимо занять Яламу, из которой уйдет, как только все эти слухи будут развеяны.

Не успела делегация вернуться в Баку, как пришла весть о том, что большевистский бронепоезд уже занял Дербент, в четырех часах дороги от Баку.

А ответа из Москвы не последовало никакого.

Для перекрытия дороги были отправлены силы, которые в то время возможно было подтянуть: четвертый полк и один батальон второго полка и немногочисленный отряд стрелков – добровольцев.

Этими силами командовали турецкие офицеры, заранее уже сагитированные. Часть этих сил перешла в сторону большевиков, другая часть была разогнана, и только небольшой отряд отошел к станции Баладжарской, в тринадцати верстах от Баку.

Дорога в Баку для большевиков была открыта.

2. Тут договариваются, и тут же хватается за свое

Тогда в городе приступили к дежурству местные большевики, уже образовался ревком, который распространил листовку с требованием передать им власть, ибо только они, большевики, способны договориться с советской властью русских, сдержать русскую красную армию, чтобы та не пошла на Азербайджан, и не допустить, чтобы Москва вмешивалась во внутреннюю дела Азербайджана. В других листовках были изложены все ошибки и погрешности нынешней власти, которая там же всячески обругивалась.

При таких сложных обстоятельствах был созван Парламент. Среди его членов теперь же появились большевики, которые потребовали, чтобы Парламент без борьбы передал всю власть в их руки и разошелся. Они учредят советскую власть. Борьба бесполезна, по их мнению, ибо Азербайджан не сможет сдержать русской красной армии, которая идет на Баку; только зря прольется кровь, будет уничтожено народное имущество и возможна окончательная гибель Азербайджана как отдельного государства.

Противоположное мнение требовало бороться до конца, снова помирившись с Арменией, но не с большевиками и попросив помощи у Грузии.

Споры были продолжительными. Около двенадцати часов ночи послышались пушечные залпы. Это бронепоезд большевиков подошел к Баладжары и обстреливал вокзал.

Эти залпы означали и кое-что другое: не прошло и двадцати минут, как председатель местной большевистской «ячейки» Гусейнов явился на заседание Парламента и предъявил ему ультиматум: если в течение двадцати минут Парламент не передаст власти большевикам и не разойдется, пушки морского флота откроют огонь по зданию Парламента.

И действительно, тут же поступила весть, что флот, под командованием турецкого офицера Ильдрым-паши, поднял красный флаг и перешел в сторону большевиков.

Парламенту не осталось ничего, кроме как разойтись, так он и поступил.

Председатель Парламента и некоторые министры на автомобилях успели удрать из Баку и оказались даже в Тифлисе, другие же на следующий день были арестованы.

Город, завтра проснувшись, увидел, что тут уже господствуют большевики.

Всюду красные знамена, изобилие всяческих листовок: по городу в разные стороны снуют автомобили, полно разнородных комиссаров, вооруженных до зубов рабочих.

Там и тут собирается кучами молодежь, рабочие, по улицам то там, то тут ползут броневики.

Но войска еще не было. Оно запрудило город только на завтра.

Первым шагом нового организовавшегося ревкома, в который вошли только местные большевики-татары, стало отправление Ленину в Москву телеграммы, в которой они лживо объявили, что местный народ, который без борьбы взял в Баку в свои руки власть, приветствует его и Троцкого как своих вождей. Поскольку существует угроза, что в красном Азербайджане может ожить контрреволюция, они призывают братскую русскую красную армию, которая до сих пор боролась за свободу и счастье всех трудящихся, явиться в Азербайджан и помочь им свернуть голову химера контрреволюции.

Телеграмма была отправлена тогда, когда русские войска уже свергли местную власть, но эта Москве нужна была с дипломатической точки зрения, дабы показать миру, что большевики-русские пришли в Баку не сами, а по призыву местного народа и рабочих. 

В тот же день были арестованы польская, английская, французская, грузинская и итальянская миссии, которые не ожидали таких шагов со стороны большевиков и не успели убежать из Баку. Хотели еще арестовать латвийского уполномоченного, но тот скрылся; его так и не нашли. В тот же день были  арестованы видные русские, еврейские и армянские деятели, арестованы все члены и председатели разных национальных комитетов. Арестован был даже комитет революционных социалистов и вся редакция их ежедневника «Трудовое знамя», несмотря на то, что уже давно они признали Советский строй и не скрывали, что такого строя жаждет и для Азербайджана. Были арестованы и все видные социал-демократы.

Образовавшаяся из местных 18 – 20-летних, а то и еще помоложе, пацанов  «чрезвычайка» хватала, кого только могла схватить, и всех пихала в тюрьму.

Никаким иным способом революционная власть в тот день себя не проявила.

Толпы, которые весь этот день и в другие дни заполняли улицы и площади, держались спокойно по вышеизложенным причинам. Не ошибусь, если скажу, что многие этой перемене были даже рады, не исключая торгашей и промышленников, которые полагали, что нынче, с возникновением связей с русскими, промышленность возродится еще живее.

У татар не было причин для беспокойства, ибо воззвания ревкома были написаны от имени комиссаров исключительно татар. Они еще не знали, что более половины из числа подписавшихся под воззванием в ту пору отсутствовали в Баку.

Порядок нигде ни в тот день, ни в следующие дни нарушен не был. Никаких изменений в своей жизни никто не ожидал.

В государственных и отраслевых учреждениях служащим было приказано оставаться на местах  и продолжать свою работу.

В то время в Тифлисе сформировалась новая антибольшевистская власть, или, точнее, скопились члены старой власти, которым удалось удрать из Баку, не угодив в лапы большевиков. С их стороны был отправлен протест в Москву, что они разочарованы действиями Москвы и оказались обманутыми. Был отправлен протест и со стороны Грузинских  властей. Они выражали протест против того, что без объявления войны большевики задержали в Баку их представителей, задержали поезда, захватили грузинские паровозы, которые находились на территории Азербайджана.

Москва тут же ответила на те протесты. Сосредоточившимся в Тифлисе членам бывшей азербайджанской власти было сказано, что московская Советская власть никогда не вмешивалась во внутренние дела независимого Азербайджана. Она не виновата, что восставший азербайджанский народ разрушил негодную ей власть и установил порядок и власть такую, какую он сам желал. Что московская Советская власть, таким образом, никого не обманула и переговоры не прекратила, ибо их продолжает с представителями новой власти. Верно, опасаясь, чтобы в междоусобной  борьбе не были уничтожены народные богатства, которые имеют большое значение и для возрождения России, по призыву самого народа Азербайджана она отправила свои силы туда; но их задачей является не вмешательство во внутренние дела и не создание нового порядка в их жизни, а только охрана того, что представляет особую важность для Азербайджана и России, т. е  нефтяных богатств.

Так говорила Советская власть тогда, когда два десятка тысяч одиннадцатой армии уже стояли в Баку и собирались в Грузию.

Хотя Грузия серьезно готовилась к борьбе, отлично зная цену московским заверениям, хотя тут же объявила военное положение по всей Грузии и всеобщую мобилизацию, взорвала мосты на рубеже и стала стягивать туда все свои силы, но вряд ли она сдержала бы силы большевиков, если бы восстание азербайджанских татар и польский фронт не направили бы эти силы в другую сторону.

3.     Буржуазные предрассудки

Еще в ходе переговоров, на четвертый день марта, председателя русского национального комитета П-кина навестили двое уполномоченных большевиков: Авшар-хан, турецкий офицер, служивший начальником азербайджанской авиации, и некий другой, фамилии которого уже не помню; они спросили, какие отношения соблюдала бы русская общественность и русский комитет после прибытия в Баку большевиков. Не скрывали, что большевики тем или иным способом возьмут Баку не позднее 1 мая. П-н пообещал дать ответ только после полного обсуждения на заседании правления комитета, которое и было созвано на 5 день марта.

Там постановили: 1) поскольку азербайджанская власть всеми силами пытается уничтожить русское влияние в этой стране, 2) поскольку Баку необходим для возрождения России и без него не может развиваться ее промышленность, – желательно, чтобы большевики взяли г. Баку. Поскольку нынче Советская власть единственная проявила дееспособность, русская власть и пытается присоединить к России все окраины, которые от нее отделены, поддержать на местах все московские замыслы, способствовать, по возможности, их работе после прибытия сюда большевиков, а пока вести в своем ежедневнике «Голос России» самую активную агитацию против азербайджанской власти и дискредитировать ее в глазах народа.

Такое решение было вручено выше упомянутому Авшар-хану, и его копия находится в архиве Бакинского консульства. Следует подчеркнуть, что все правление Русского национального комитета было исключительно «кадетским», состояло из людей, положительно проявивших себя в качестве противников большевиков. Мало того, сказать, что сам председатель П-кин после прихода большевиков только скрывшись спасся от расстрела, другой же член – адмирал Леонтавичус был расстрелян по решению «чрезвычайки». Им не хотели простить их  работу в пользу добровольческих сил в прошлом.

Не менее выразительным фактом, иллюстрирующим работу большевистских дипломатов, является то, что на 6 день марта из Москвы с полномочиями уже был отправлен на Кавказ крупный специалист по перевозке нефти в Россию Доссер, который вез с собой уже разработанный проект по национализации всей нефтяной промышленности. Он прибыл в Баку лишь на 4 день мая.

Эти факты, как и вышеизложенные, довольно явно дают понять, какую политику осуществляют большевики и в какой мере можно полагаться на их слова, а не дела.

Находясь в Москве, мне довелось встретить одного грузина, который нынче является комиссаром в Закавказье и временно находился в «красной Москве», «товарища» К-лакр. Я его знал еще до войны, занимались общей работой. Разговорились о Закавказье, об Азербайджане, Грузии, и я спросил, каково его мнение относительно мира между большевиками и Литвой. Его ответ был примерно следующим: положение России и власти большевиков невероятно сложное и трудное. Они часто вынуждены мириться с теми, с кем не хотят, то есть, вынуждены заключать «Брестские договоры помелче и покрупнее», дабы можно было хоть несколько воздуха хлебнуть, отдышаться. Но большевики отлично понимают, что их строй, их власть сможет удержаться в России только тогда, если подобный строй будет и в других европейских государствах, более богатых и с более развитой промышленностью, чем Россия. Иначе их ждет гибель, а с ними вместе погибнет и Россия, ибо они уничтожили всех людей, которые были очень вредными для строя большевиков, но были лучшими людьми, лучшей рабочей силой для буржуазного строя. После возрождения того буржуазного строя, не останется людей для работы, которая будет проводиться ради возрождения страны, ибо все они, большевики, трудившиеся на благо сегодняшнего строя, будут не только бесполезными, но и вредными. Ради спасения русского народа они вынуждены напрячь по возможности все силы, свои идеи распространить по всей Европе и всюду, где можно установить Советский строй. Они мало верят в то, что пролетариат Европы смог бы своими силами там взять верх, в этом деле ему нужна физическая помощь. Лазейкой в Европу является Литва и Польша. Но преодоление Польши является сомнительным, а Литва, конечно, не сможет воспротивиться силам большевиков. Они, естественно, не станут нарушать заключенный мир, но кто же запретит образование «Советской независимой Литвы» в Минске или в других местах, которые тоже называются «Литовскими». Советская Литва, разумеется, объявит междоусобную борьбу с белой Литвой. Разумеется, обладая малой силой, она призовет добровольцев, чтобы те помогли спасти рабочий народ, бедствующий в белой Литве в лапах буржуев, и уже дело московской Советской власти, чтобы для «Красной независимой Литвы» не было недостатка в тех добровольцах, чтобы не было недостатка и в военном имуществе.

Кто тогда сможет обвинять Советскую власть России, что она вмешивается во внутренние дела литовского народа?

Кто в таком положении останется в выигрыше, нет сомнений, если вспомнить, как вела себя Антанта в Закавказье. Она бренчала оружием, пока не появился первый солдат большевиков. А с его появлением, всюду, и в Ашхабаде, и в Петровске, и в Баку, и в Энзели, и даже в Одессе и в Риге, опустив хвост, как побитая собака, усаживала своих солдат на корабли и автомобили, куда как поудобнее, и оказывалась «за семью горами, за семью реками» от большевиков, и снова бренчала оружием.

Я заметил, что, поступая так невежливо со всеми теми, с кем хотят наладить те или иные связи, можно утратить доверие.

На это он только усмехнулся: по его мнению, в политике никто никому не верит, если его не принуждает верить. Тогда только делает вид, что действительно доверяет. Что теперь Литве остается кроме как верить? Конечно, раз не может что-то другое предпринять, она сделает вид, будто верит в договор…

Естественно, все, что он говорил, это всего лишь его мнение, может всего этого никогда больше не будет, а если и будет, то не нынче и не завтра. Большевикам еще нужно отдышаться, воздуха хоть немного глотнуть.

Когда я заметил, что пролетариату не подобает такая лукавая политика, он отрезал, слова «подобает», «не подобает» – лишь буржуазные предрассудки. Те, кто борется на «жизнь или смерть», не обязаны соблюдать эти буржуазные привычки…

С литовского языка перевел

Председатель Общины азербайджанцев Литвы

Махир Гамзаев. 

При переводе использован текст очерка опубликованным в общественно-политической газете  «Tauta» («Нация»).  г. Каунас, август 1920 г., № 34, 35 и 36.

2010.04.26


[1] Для определения понятия «большевики» автор местами употребляет литовское новообразование, не имеющее русского аналога, близкое по смыслу к слову «большинство». Во избежание путаницы в русском переводе, в преобладающем большинстве случаев предпочтение отдаем слову «большевики» как более точно определяющему реальное понятие. (замеч. переводчика).

 

print

Prisijunkite prie diskusijos

El. pašto adresas nebus skelbiamas. Būtini laukeliai pažymėti *