14 августа с места заключения в Каунасе должны быть освобождены чеченцы Хадижат и Малик Гатаевы. Истинные причины их задержания и заключение все еще покрыты тайной. Литовской общественности до сих пор неизвестно, почему в бытовой конфликт, возникший в этой семье, вмешалась главная тайная служба Литвы – Департамент государственной безопасности (ДГБ), возглавляемый Повиласом Малакаускасом. Литовской общественности так и не объяснили, почему должностные лица ДГБ настаивали на том, чтобы воспитанник Гатаевых Денис Воловский давал на суде неблагоприятные показания против его родителей, почему наши работники безопасности Д. Воловскому угрожали депортацией и судебными санкциями, если молодой человек откажется свидетельствовать против Гатаевых. Итак, имеется основание для подозрений: успешной деятельностью Х. и М. Гатаевых была недовольна Россия. Весть о том, что за пределами России десятки чеченских детей воспитываются свободными, независимыми, уважающими свои собственные обычаи и веру людьми, раздражало нынешнее Кремлевское руководство. Также не исключается версия, что секретные службы Литвы для борьбы с терроризмом получают с Запада довольно солидные финансовые поступления, поэтому из кожи вон лезут, выискивая террористов даже там, где их никогда не было. Возможно даже такое, что Малика принуждали к сотрудничеству с некой тайной службой, а тот отказался, и вот агенты решили отомстить…
Мы публикуем исключительное интервью Хадижат и Малика ГАТАЕВЫХ, данное Интернет порталу www.slaptai.lt и газете «XXI amžius» (ХХI век). Это интервью записано 30 июля 2009 года, когда Х. и М. Гатаевы почти четыре часа в комнате свиданий беседовали с журналистом Гинтарасом Висоцкасом.
Гинатрас Висоцкас
Вот уже десять месяцев как Вы в заключении. Многие как в Литве, так и заграницей думают, что Вы осуждены без всякого основания. Но, прежде всего, хотел бы услышать, очень и трудно сидеть в литовской тюрьме? Может, скажете, что труднее всего было выдержать? Разлуку с детьми? Неведение, какое будущее ждет Ваших воспитанников? А, может, самыми трудными оказались моральные терзания, которые претерпевает каждый, считающий себя наказанным необоснованно, незаслуженно?
Хадижат Гатаева.
Я даже не знаю, как несколькими словами описать свое настроение. В тюрьме мы закрыты почти год. Время тут течет медленно. особенно последние дни. Мое самочувствие не очень хорошее, но должна постоянно принимать лекарства для укрепления сердца, постоянно мучает высокое давление крови. Сначала были и конфликты с одной женщиной, которая постоянно смотрела в России созданные художественные фильмы о войне в Чечне и постоянно нас терроризовала, мол, мы, чеченцы, все бандиты, поэтому правильно, что Россия нас уничтожает. Я возражала. Я не могла не возмущаться. Я пыталась объяснить, что создавая такие фильмы Россия лжет, пыталась той женщине рассказать, что знаю о войне, но она не слушала моих слов, ей более приемлемой была русская версия. Но тюремная администрация вскоре перевела ее в другую камеру.
Однако ответьте мне, почему близким, детям запрещают навещать нас? Скажем, женщину, осужденную по той же статье, что и я, близкие и родственники посещают чуть ли не ежедневно, а вот мне увидеться с детьми, с родственниками разрешили едва один раз за десять месяцев. Почему такая несправедливость? За десять месяцев лишь один раз позволили увидеться с Зауром и его женой и детьми. Да и письмами обмениваться нам почти не позволяют. Мне очень тяжело без детей. Я уверена, что и детям тяжело без нас. Я сама выросла в детском доме, поэтому такое самочувствие мне знакомо.
Малик Гатаев.
Стараюсь держаться. Мое здоровье нормальное, не жалуюсь. Но в таком месте самочувствие не может быть очень хорошим. Я – в тюрьме, жена – в тюрьме, дети разбросаны кто куда. Ни к тюремным медикам, ни к тюремным надсмотрщикам, ни к тюремной администрации не имеем никаких упреков. С руководством сложились вполне нормальные, деловые, обоюдно уважительные отношения. Однако врал бы, если говорил, что вовсе не переживаю из-за того, что случилось. Нервное напряжение сказывается. Скажем, болит желудок. Но все же меня больше всего беспокоит здоровье жены. Еще до ареста Хадижат не могла похвастаться крепким здоровьем. Собиралась ее положить в больницу на серьезное обследование здоровья. Не успел. А ведь арест и заключение еще больше навредило и так некрепкому ее здоровью.
Но здоровье можно подкрепить. А вот что делать с моральными недугами? Моральные недуги так легко не излечить. Всех моральных обид мы, наверно, никогда не сможем забыть. Все время думали, что нет ничего страшнее войны. Оказывается, есть вещи, которые не мене страшные, чем война. Это – предательство, унижение, обман, ложь, несправедливость. То, что мы испытали, спасая детей от войны, словами не расскажешь. Дети – наше будущее. Нам очень важно по возможности больше чеченских детей воспитать порядочными, справедливыми, хорошими людьми. Мы старались хоть часть их спасти. И нам это удалось. А что будет дальше, не известно. Очень беспокойно за будущее. Семья ведь разрушена. Как снова ее надо будет создать? И удастся ли создать? Некоторые наши воспитанники больше не хотят жить в Литве. Они хотят отправиться в те государства, где их не будут преследовать.
Гинтарас Висоцкас.
Желательно, чтобы Вы по подробнее рассказали, как воспитывали своих детей, своих воспитанников. В Литве ходят самые разные, самые невероятные слухи.
Малик Гатаев.
Мы своих детей воспитывали так, как нас воспитывали наши родители, наши дедушки, бабушки. Не думаю, чтобы наше воспитание значительно отличалось бы от литовского воспитания. Конечно, говоря такое, я имею в виду только нормальные семьи, в которых воспитывают уважение родителям, где употребление алкоголя, наркотиков считается плохим делом, где детям прививается желание стремиться к науке, где дочерям не разрешают развратничать. Вместе с тем, наше задержание превратило в какое-то шоу, из нас стал делать каких-то монстров, жестоких диких. Это – ложь. Мы нормальные родители. Поэтому нам и непонятно, что плохого мы сделали? Если мы плохо поступали, запрещая своим воспитанникам распутничать, неведомо куда шляться по ночам, тогда я уже ничего не разбираюсь в этом мире.
Тогда я выйдя на своду вскоре снова попаду в тюрьму, ибо не могу позволить своим детям пьянствовать, нигде не работать, распутничать.
Кроме свобод у детей есть и обязанности. Свободы быть не может без обязанностей. Я посвятил 12 лет, создавая свою семью из своих детей и сирот, и вот в цивилизованной, демократической, европейской Литве все вдруг было разрушено. Что тут за законы, запрещающие родителям воспитывать своих детей?
Хадижат Гатаева.
Я интересовалась у прокурора Номеды Ошкутите, согласилась ли она, если ее совершеннолетняя дочка, не имея ни работы, ни денег, ни законного мужа, ушла бы из дому и жила бы неизвестно где, неведомо с кем, неизвестно на какие деньги. А вот литовский прокурор пытается мне доказать, что я обязана разрешить своей дочери уйти из дому при любом желании. Да, я ударила свою дочь, но ударила как мать. Я ее не уродовала, не терроризовала, я ее не пытала, не унижала. Я ее не покалечила, не нанесла ущерб ее здоровью. Я только добра ей желала. Все остальные словесные аргументы уже были исчерпаны. Тем более что этот удар был единственный. О постоянном избиении не может быть и речи. В конце концов, я ударила для того, чтобы Седа очухалась, перестала нас провоцировать, раздражать и унижать. Вы только представьте себе: дочка тайно записывает в диктофон ссоры со своими родителями. Это она так задумала или кто-то уговорил ее так поступать? Пусть прокурор Н. Ошкутите объяснит, в каких целях Седа фиксировала наши перебранки в диктофонной кассете?
Малик Гатаев.
Нам постоянно твердили: «Живете в Литве, поэтому должны соблюдать литовские, а не чеченские законы». Но почему я в своей семье не могу придерживаться своих обычаев? В конце концов, чем литовские законы отличаются от чеченских? Литовцы позволяют своим детям распутничать, пьянствовать, шляться по ночам? Литовские родители не имеют права бранить своих детей даже в тех случаях даже в тех случаях, когда дети явно сошли с истинного пути? Нас обвиняли, что мы жестоко обращаемся со своими воспитанниками. Но пока мы руководили, в семье не было ни разврата, ни пропажи денег, ни пьянства. А вот теперь дети разбежались кто куда: одни потеряли свои документы, кто-то украл поступившие с Запада деньги на коммунальные услуги, одного задержали выпившим за рулем и без прав. Нас упрекали, что мы держим документы всех детей в своем ведении. Да, держим в своем ведении. А что в этом плохого? Теперь наши воспитанники хранят документы каждый как ему вздумается, и примерно половина из них идентичность подтверждающих документов не находят или не помнят, где оставили.
Причина, по которой мы заключены в тюрьму, совершенно иная, нежели говорят официальные структуры власти. А какая – нам неизвестно. Видит Аллах: мы воспитываем наших детей совершенно так, как своих детей воспитывает любая нормальная литовская семья. Мы не нарушили никаких законов – ни литовских, ни чеченских, ни международных. Причина нашего ареста кроется в чем-то другом.
Что жена ударила Седу – плохо. В любом случае следовало воздержаться. Но за оплеуху то уж точно никто не садит в тюрьму. Ни на десять месяцев, ни на несколько лет, как требовала прокурор. Впрочем, мать, которая влепила оплеуху ребенку, не арестовывают агенты безопасности. Я не сожалею, что ранил Седу, я поступал правильно, пытаясь вернуть ее на путь истинный. И моя жена Седа желала добра. Скажем так: хотела оберечь ее, ну, хотя бы от беременности. Ведь и в Литве, наверное, лучше, если девушка сначала выходит замуж, а только потом рожает ребенка?
Гинтарас Висоцкас.
Может, поделитесь своими соображениями, кому могла не нравиться Ваша деятельность? Проживающей в Литве представителю Чечни Аминат Саиевой, которая, если верить словам живущей в Финляндии русской журналистки Осанны Челышевой, о Вас ожидающих неприятностях знала еще до ареста? А, может, Ваша деятельность пришлась не по душе России, которую раздражало, что в Литве десятки чеченских молодых людей воспитываются свободолюбивыми людьми?
Малик Гатаев.
Кому-то мы точно мешали. Мы становились на ноги. Мы крепли. К нам пришло международное признание. О нас уже писали книги, статьи, видные режиссеры о нас ставили документальные и художественные фильмы. Нас поддерживали влиятельные международные организации. Перед самим арестом я был включен в деятельность, которая должна была завершиться созданием серьезной международной организации. В ту организацию вошли бы представители из Швеции, Норвегии, Финляндии… В международной организации, занимающейся воспитанием и опекой детей, я занял бы один из руководящих постов. Поэтому не исключаю возможности, что кто-то нам сильно завидовал. Если Аминат знала, что нас ожидают крупные неприятности, и нас все равно не предупредила, тогда у меня не хватает слов, тогда я не считаю ее представителем Чечни в Литве. Представитель Чечни в Литве обязана заботиться о всех чеченцах. Подозрение вызывает и то, что за десять месяцев, пока мы заключены в тюрьме, она ни разу нас не посетила, не написала ни единого письма.
Если говорить откровенно, между нами и Аминат был конфликт. Если в 1997 – 1999 годах она с Альгирдасом Эндрюкайтисом помогала нам создавать дом детской опеки, то в 2000 году наши пути разошлись. Хотя бы по вопросу воспитания детей и некоторым другим. Не могу сказать, что мы поссорились, но конфликт был. Этого не мгу отрицать.
Гинтарас Висоцкас.
Все судебные заседания закрыты. Подозреваю, что эта закрытость организована специально. Видимо, некоторые литовские правоохранные институции добивались, что об инкриминируемых Вам обвинениях широкая общественность знала по возможности меньше, ибо эти обвинения – неубедительны.
Малик Гатаев.
На суде нам не давали до конца изложить свои аргументы. Нас все прерывали словами «хватит», «довольно», «все ясно». В то время нашим оппонентам позволяли выступать, сколько влезет. На суде не разрешали говорить и нас поддерживающим детям. Едва они успевали сказать несколько фраз, судья тут же прерывал, утверждая, что говорят «не на тему», или «хватит». Господин Гинтарас, Вас тоже выпроводили из зала, ибо заседания, дескать, не могут быть открытыми. А одному нашему воспитаннику – имею в виду Дени Воловского – даже оказывали моральное давление, чтобы тот на суде о нас дал негативные показания. В противном случае его грозили депортировать в Чечню.
Гинтарас Висоцкас.
Приходилось слышать, что наша прокуратура, готовя обвинения Вам, основывалась именно на показания так называемых проблемных, конфликтных детей.
Малик Гатаев.
Вы правильно заметили. Прокурор Н. Ошкутите опиралась именно на тех детей, которые, пока мы сидим в тюрьме, уже не раз нарушили законы Литвы. Я не говорю, что эти дети – плохие. Я только утверждаю, что этих детей знаю лучше прокурора, поэтому откровенно утверждаю: эти дети – проблемные, конфликтные, капризные. Они все еще дети, хотя и взрослые. Чего только мне обо мне ни наговорил, в частности, один юноша. Не хочу называть его имя. Не хочу рассказывать все подробности о внутренних семейных делах. Но если тот парень такой уж ангел, так почему он, не получив моего разрешения, сел за руль автомобиля, ехал не на своем автомобиле, был выпивший, почему превысил дозволенную скорость? Прокурор Н. Ошкутите опирается на рассказы именно таких детей. То теперь пусть и платит штраф за этого ребенка. Я не буду платить. Когда этот ребенок провинился, я сидел в тюрьме, поэтому никак не могу нести ответственность за его деяния и воспитание. А в своей семье я навел порядок, чтобы все мои дети возвращались домой до 22 час. вечера и ругал тех, кто запаздывал вернуться. И не жалею, что ввел такой порядок. В конце концов, я так воспитываю не чужих, а своих детей, за которых нес как моральную, так и финансовую ответственность.
Но кому-то в Литве такая дисциплина, видимо, не понравилась. В Литве разрушена моя семья. Но я на Литву не обижаюсь, не обижаюсь и на литовцев. Мне в Литве нравится жить. Если бы не нравилось, моя и нога сюда не вступала бы. Обиды на Литву за пазухой точно не держу, ибо Н. Ошкутите – это еще не вся Литва.
Гинтарас Висоцкас.
Может конкретнее расскажете о конфликтах с Седой? Чего она на самом деле добивалась, чем она действительно была недовольна?
Малик Гатаев.
У нее очень сложный, конфликтный характер. Я тоже не идеальный отец. Но я пытался оберечь ее от жизненных невзгод, которые навлекает потребление, в частности, наркотических средств или алкоголя. Она удирала из нашей семьи, то ее мучили любовные романы, то она разводилась, то появлялся какой-то любовник, то задумывала выходить замуж. Я свечку не держал. Однако люди мне рассказывали, что видели много неприличных сцен. Не скрою, я интересовался, чем занимается Седа, как проводит свободное время. Я заботился о ней, поскольку считаю ее своей дочерью. Что в этом предосудительного? Впрочем, на суде она сама призналась в некоторых делах, которые ни ей, ни нам, ее родителям, не делает чести. Но прокурор почему-то верит именно тем, которые, с точки зрения здравого ума, ведут себя неприлично, склонны к проступкам, преступлениям.
Гинтарас Висоцкас.
Вас действительно арестовали агенты ДГБ Литвы? Средь бела дня, в центре Каунаса? Как с Вами вели сея агенты литовских секретных служб?
Малик Гатаев.
Детали задержания отлично помню. До мелочей. Когда меня арестовали, к тому времени Седа уже сбежала из дома, а я подал заявление полиции о ее пропаже. Сначала полиция не хотела принимать заявление, уговаривала подождать, пока, мол, дочка сама вернется.
Арестовали же действительно средь бела дня. Как в детективных фильмах, автомобиль неожиданно перекрыл дорогу, и я был вынужден остановить свой. Сошедшие из автомобиля мужчины были в костюмах. Сначала я подумал, что они хотят о чем-то спросить. Потом подумал, что это – бандиты. Даже собирался защищаться. Но в последний момент заметил, что они вооружены пистолетами. Пистолеты явно выпирали у них под пиджаками. Увидев оружие, бандитскую версию отклонил. Преступники оружие скрывают, а не демонстрируют. При аресте не сопротивлялся. Подозревал, что это – представители государственных структур. Но я не знал, кто конкретно из спец. служб меня арестовывает и за что именно арестовывает. Самочувствие было довольно спокойное. Мне было ясно, что тут произошло какое-то недоразумение, и меня вскоре отпустят. Однако меня везли в наручниках, с покрытием на голове. Привезли меня в помещение ДГБ в Шилайняй, в Каунасе. Представители ДГБ мне не угрожали, давления не оказывали. Только прокурор Н. Ошкутите потребовала, чтобы я рассказал всю правду, также – и о конфликтах с Седой. Я ей и рассказал, что мне было известно, что меня беспокоило. Тогда она мне заявила, что я «сказки рассказываю». Я ей отрезал, что она не маленькая девочка, чтобы я ей сказки рассказывал. Не чувствовал я себя виноватым в приписываемых мне обвинениях. Скажем, относительно рэкета. Дескать, я Седу рэкетировал. Деньги у своей дочери действительно не забирал. Не мог забирать, поскольку их у нее просто напросто не было. И откуда могла их иметь? Откуда? Может, думаете, она предпринимательница?
Хадижат Гатаева.
В тот день я ждала мужа на улице. В Каунасе налаживали неотложные дела, и я ждала его в центре города, пока он подъедет. Но он долго не приезжал, а на улице было холодно. Я стала звонить, но никто не отвечал. Вот тогда я и испугалась. Почувствовала, что произошло что-то неладное. Меня арестовали мужчина и женщина, одеты по-граждански. Тяжелее всего было то, что они не объяснили, почему арестовывают и не разрешили предупредить ни мужа, ни детей. А потом в арестантской мне сказали, что если подпишу инкриминируемые мне обвинения, меня вскоре от пустят, возможно, даже завтра утром. То же сказала и прокурор Н. Ошкутите. Когда она стала перечислять, в чем меня обвиняют, я оторопела. Мне стало плохо. Мегя отвезли к медикам. Представьте себе, меня обвиняли и в похищении людей, и в торговле людьми, и в рэкете, и в избиении. Потом снова то же самое: подпиши обвинения, не бойся, самое тяжкое обвинение «торговля людьми» уже вычеркнуто…
Прокурор Н. Ошкутите общалась так, словно лично меня ненавидит. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Я у нее спрашиваю, неужели она поощряла бы свою дочь по ночам не возвращаться домой, жить у какого-то мужчины без брака? А она смотрит мне в глаза и говорит, что я скоро своих детей точно не увижу. Такое говоря она долго смеется. Смеются и некоторые должностные лица ДГБ. Это издевательство над материнскими чувствами для меня было самое обидное. Неужели можно так вести себя в цивилизованном, демократическом, европейском государстве?
Я видела и один крайне странный снятый эпизод, когда прокурор Н. Ошкутите очень уж ласково обнимается с «потерпевшей» Седой. Можно сказать, чуть ли не целуются. Как мы об этом узнали? Однажды нам показали снятые показания так называемых пострадавших детей и требовали, чтобы мы эти показания прокомментировали. Во время одного перерыва забыли или не успели выключить аппаратуру, и мы увидели, как Н. Ошкутите с нашей дочерью Седой обнимаются, встретившись в кабинете. Никто из окружающих, видимо, не ожидали, что аппаратура не выключена, и мы увидим именно эту сцену. Прибежавшие должностные лица тут же выключили. Но я явно видела ту сцену.
Малик Гатаев.
Я тоже видел ту картину. Та сцена для меня была очень неприятна, тогда обуяли всяческие подозрения.
Гинтарас Висоцкас.
Ваша новая международная организация «Помощь детям» была намерена заниматься политикой?
Малик Гатаев.
Нет, я сознательно всюду и всегда держался подальше от политики, желая не попасть в двусмысленные ситуации. Я не общался с подозрительными людьми, избегал странных компаний, не поддерживал связей ни с какими секретными службами. Ни с русскими, ни с литовскими, ни с какими либо другими. Меня интересовало только одно: по возможности больше чеченских детей поставить на ноги, чтобы позднее они могли жить самостоятельно. Чеченский сирот я не разделял по национальности. У нас жили дети и чеченцев, и русских, и дагестанцев. Тот самый Д. Воловский, которого Вы сопровождали в Финляндию для дачи интервью организациям по защите прав человека в Финляндии, он не чеченец, а татарин с русской кровью. Однако я не исключаю версии, что наша деятельность могла оказаться не по душе тем силам, которые хотят управлять чеченцами в выгодном для себя русле.
Еще одна интересная деталь. Некоторые люди на Западе, впрочем, нас хвалили за то, что мы умеем воспитывать своих детей, сто в нашей семье царит порядок, уважение, согласие. Например, финны своих детей к обеду приглашают десять раз и то не всегда успешно, а мы – только раз. Но, установив такой регламент, нарушаем ли мы права детей?
Хадижат Гатаева.
Прокурор Н. Ошкутите на суде постоянно интересовалась, кто стирает одежду Седы, подают ли ей пищу. Но в другом месте Н. Ошкутите уже утверждает, дескать, Седа уже совершеннолетняя, и мы не имеем никакого права ей указывать, с кем ей дружить, когда возвращаться домой. Но раз уж Седа совершеннолетняя, самостоятельная женщина, то почему мы должны ее обстирывать и кормить? Таки х нелогичных моментов в разговорах прокурора было много.
Малик Гатаев.
Мне больше всего стыдно, когда моих детей публично называют развратниками, наркоманами. Такой позор дл меня не выносим. Я Седее говорил, что в переводе на литовский это примерно так: за такие проделки тебе голову мало снять. Но это ведь не угроза. У чеченцев есть такая поговорка, и она означает не что иное, а огромное возмущение, досаду. Но ни в коем случае не угрозу убить. Кто хочет убить, тот так не говорит. Кто хочет убить, о своих намерениях вообще не говорит вслух.
Гинтарас Висоцкас.
И все же за что Вас задержали именно должностные лица ДГБ Литвы? Может, Вас заметили в случайных связях с подозрительными людьми? Скажем, в Беларуси, куда Вы ездили по предпринимательским делам?
Малик Гатаев.
Относительно нас секретные службы Литвы кто-то вел в заблуждение. И это делает по сей день. Вашу правоохрану кто-то хитро водит за нос. Я не сделал ничего такого, чтобы литовский ДГБ получил хотя бы малейший предлог заинтересоваться мною. Видимо, вашим людям была подброшена дезинформация, и ваши тайные агенты оперативно отреагировали. Кто ввел в заблуждение ваших – не знаю. Здесь уже дело чести секретных служб Литвы исправить грубую ошибку. Я предполагаю, что события именно так и складывались: сначала подкинули дезинформацию, а вы ее сочли за чистую монету. Я не сержусь на ДГБ. От ошибок никто не застрахован. Но еще раз повторяю: Гатаевы не являются ни террористами, ни агентами враждебных государств, ни криминальными преступниками. Наша совесть чиста.
На снимках Г. Висоцкаса (www.slaptai.lt): Хадижат и Малик ГАТАЕВЫ в заключении.
30 июля 2009 г.
