МЯДИНИНКАЙСКОЕ ДЕЛО: двойные стандарты, предвзятость и давление на Латвию


Нынешней осенью исполняется пять лет со дня, как в Вильнюсском следственном изоляторе-тюрьме содержится в заключении бывший рижский омоновец Константин Михайлов–Никулин.

Это довольно продолжительный срок, которого, казалось бы, достаточно для того, чтобы представители литовской Фемиды предъявили исчерпывающе точные ответы на основные вопросы громкого Мядининкайского дела об убийстве.

Хотя срок тюремного заключения уже сопоставим серьезному уголовному наказанию, увы, и поныне вопросов возникает всё больше, нежели ответов. А некоторые вопросы Литва и вовсе не желает слышать. Вместо того, отмечаются очевидные попытки в это странное дело вовлечь правовые институции и журналистов дружественной нам Латвии.

Однако, прежде всего, требуется напомнить о последних событиях.

В настоящее время это дело разбирается на коллегии судий Апелляционного суда Литвы. Дело в том, что Окружной суд Вильнюса, огласил приговор, о, дескать, доказанной несомнительной виновности К. Михайлова и ему полагающимся пожизненном тюремном заключении. Данный приговор обжаловали как Генеральная прокуратура Литвы (прокуроры Миндаугас Дуда и Роландас Станкявичюс), так и адвокаты (Арунас Марцинкявичюс, Ингрида Ботирене и Оскар Родэ), защищающие интересы бывшего омоновца, да и сам осужденный.

В данном случае, позиция литовских прокуроров довольно странная. При передаче материалов дела Окружному суду Вильнюса они требовали судить К. Михайлова по статье, предусматривающей ответственность за убийство более чем одного должностного лица при отягчающих обстоятельствах. Когда же Вильнюсский окружной суд удовлетворил все требования прокуроров, те решили, что рижского омоновца необходимо судить по недавно появившейся в Литовском уголовном кодексе 100-ой статье, в противовес международным соглашениям, «задним числом» предусматривающей ответственность за преступления против человечности.

К апелляционной жалобе, во имя усиления вновь выдвинутого обвинения, прокуроры присоединили латвийские «грехи» К. Михайлова.

Если следовать здравому рассудку, 100-ую статью в отношении К. Михайлова пристроить невозможно, из-за того, что в то роковое утро 31-ое июля 1991 года на погранично-таможенном посту в Мядининкай не было ни одного гражданского жителя, за исключением лишь должностных госслужащих.

Невозможно навязать К. Михайлову и латвийские эпизоды, ибо своё наказания (условное лишение свободы за превышение служебных обязанностей) Латвии бывший омоновец уже давно отбыл, а судимость погашена. Сегодня латвийская Фемида к нему не имеет никаких претензий. Не имеет претензий и относительно его деятельности в 1990–1991 годы во время службы в Рижском ОМОН-е.

Эту, положительную для К. Михайлова, весть официально огласила Генеральная прокуратура Латвии, публично заявив о своём возражении намерением Литвы включить латвийские эпизоды, пусть даже в целях укрепления определения вновь выдвинутого обвинения в адрес гражданина Латвии К. Михайлова.

Следует серьёзно обратить внимание на причину такого возражения. Как следовало понять из интервью генерального прокурора госп. Эрикс Калнмэейрс, Генеральная прокуратура Латвийской Республики выразило возражение на основании того, что так называемые латвийские эпизоды: нападения на мирных жителей и их убийства, по необоснованному мнению Литвы имеющие отношение к преступлению против человечности, напросто отсутствуют даже на предположительно вероятном уровне. По крайней мере, для руководства Генеральной прокуратуры Латвии они просто не известны или не имеют никакой связи с деятельностью бывшего рижского ОМОН-а и деяниями К. Михайлова (Никулина).

Включение в Литвой вновь выдвинутое обвинение эпизодов превышения должностных полномочий, за которые К. Михайлов однажды был осужден латвийским судом и уже понёс наказание в Латвии, так же невозможно в виду принципиальной недопустимости повторного осуждения.

Позиция адвокатов, защищающих бывшего омоновца, намного логичнее и четко обоснованная. Они требуют оправдать К. Михайлова и немедленно освободить из- под стражи, ибо в деле не содержится никаких: прямых либо косвенных, доказательств, подтверждающих сопричастность К. Михайлова к кровопролитию в Мядининкай даже на предположительном уровне.

Тому, кто внимательно следил за разбирательством дела о Медининкской бойне в Вильнюсском окружном суде, слушал показания свидетелей и читал материалы дела, абсолютно очевидно полное отсутствие доказательств, подтверждающих виновность К. Михайлова.

Апелляционный суд Литвы является последней инстанцией расследующей доказательственную базу по делу. Поэтому важно, как к данной ситуации отнесутся судьи Апелляционного суда Литвы. Первые судебные заседания апелляционного процеса, особенно то, на котором раскрылось отношение суда к ходатайствам прокуроров и адвокатов, настораживают и настраивают не особенно оптимистично.

3 сентября сего года коллегия Апелляционного суда на открытом судебном заседании изложила свои аргументы. Глядя со стороны, вроде ничего подозрительного: отклонены некоторые ходатайства прокуроров и адвокатов. Знак равенства для приличия вроде бы сохранен. Однако не следует забывать, каким образом конкретно устроены литовские требования уголовного процессуального кодекса. А они устроены именно таким образом, чтобы обвиняемому в обязательном порядке должна быть обеспечена возможность на своевременную и эффективную защиту.

Образно говоря, уголовный процесс в демократических, цивилизованных странах урегулирован таким образом, что защищаться всегда проще, нежели обвинять. Ходатайства защиты обвиняемого отклоняются крайне редко, только в исключительных случаях. Зато каждое сомнение или неоднозначность доказательств воспринимается строго в пользу именно обвиняемого, но не в пользу обвинителя и им выдвинутого обвинения.

Если адвокаты обвиняемого просят вызвать на судебное заседание свидетеля, то судьям ничего другого не остается, как только удовлетворить такое ходатайство. Иметь предварительное мнение о значимости и важности показаний вызываемого свидетеля не положено и запрещено. Ведь возможность дать оценку фактам, указанным свидетелем, суд получит позже, выслушав показания свидетеля. Можно ли заведомо утверждать, что показания не имеют никакого отношения к рассматриваемому материалу или же что свидетель не обладает значимой информацией? Ведь его показаний не слышали ни судьи, ни обвинители.

Итак, демократические, цивилизованные государства руководствуются принципом, что подозреваемому в преступном деянии лицу защищаться проще, нежели прокурору отстаивать позицию обвинения. Но не нарушается ли этот принцип в Литве по данному делу? По каким именно правилам разыгрывается процесс по делу об убийстве на посту в Мядининкай? У автора этих строк, уже в течение трех лет проводящего журналистское расследование, сложилось противоположное мнение – прокурорам, обвиняющим К. Михайлова, из-за позиции суда несоизмеримо легче, нежели адвокатам, защищающим его интересы.

Итак, Апелляционный суд, приступив к рассмотрению дела о Медининкской бойне, заявил, что расследование некоторых доказательств действительно необходимо. Но, едва ли адвокаты бывшего омоновца заявили ходатайства о назначении и проведении баллистических экспертиз траекторий, расположения тел убитых и следов выстрелов в погранично-таможенном вагончике, судьи такое ходатайство категорично отклонили. Аргументы отклонения данного ходатайства звучали примерно так: у судий не возникают никаких сомнений относительно того, что погибшие госслужащие были застрелены именно в вагончике.

Но ведь такая убежденность противоречит элементарным законам физики. В то роковое июльское утро 1991 года было выпущено 28 выстрелов как из пистолета калибра 9 мм, так и из автоматов «Калашников» калибра 7,62 мм, в общей сложности. Если должностные лица нашей страны на самом деле были убиты в вагончике, как утверждают прокуроры, то в вагончике должны остаться отверстия или хотя бы следы отметин от 28 пулей. Однако данные всех осмотров вагончика свидетельствуют, что там были найдены отверстия лишь от шести пуль. Куда подевались следы отметин либо отверстия от остальных пуль при множественных сквозных огнестрельных ранах? Следы от других пуль абсолютно отсутствуют.

А ведь не оставить следов пули, пущенные из автоматов «Калашников», не могли. Эти автоматы отличаются особо мощной убойной силой и огромным расстоянием поражения цели. По данным технических характеристик, даже если к такому автомату пристроен глушитель, посредством его выпущенная пуля насквозь пробивает солдатскую каску, расположенную на расстоянии 400 метров. Поэтому вагончик должен был быть изрешечен пулями насквозь, вдоль и поперек. Но, к немалому удивлению, вагончик не изрешечен! Наша, литовская Фемида опять игнорирует фундаментально элементарные законы физики?

В ходе осмотра места происшествия наши следователи установили, что следы от выстрела с близкого расстояния оставлены на телах и одежде всего лишь у троих убитых госслужащих. Частицы пороха, сажи или оружейного масла на одежде или телах других убитых сотрудников полиции и таможни, свидетельствующие о выстрелах с близкого расстояния, не обнаружены. Имея в виду небольшие размеры строительного вагончика, следы близкого выстрела должны были остаться, несомненно, на всех убитых мужчинах. Не обнаружены и признаки использования глушителей звука выстрелов, неизменно остающиеся после их применения. Итак, снова имеем дело с противоречием основополагающим элементарным законам физики.

Присутствует, на мой взгляд, и еще одно красноречиво странное обстоятельство. Прокуроры, выдвинувшие обвинения бывшему омоновцу, по сей день не предъявили и не указали никаких конкретных данных о каких либо конкретных действиях К. Михайлова во время нападения на Медининкский пост. В обвинении, заявленном прокурорами – одни лишь абстракции: принимал участие в убийстве, – и точка.

Однако, в таких случаях Уголовный кодекс Литвы требует жесткой конкретности: в каком именно месте, и из какого оружия произведен выстрел, при каких обстоятельствах и в кого именно конкретно произведен выстрел, каковы его последствия, сколько человек и кто именно конкретно убит, а кому нанесены ранения и какого характера, с какими последствиями. Теперь же ничего этого нам неизвестно. Неизвестно это и самим прокурорам, и суду. Словно это все неважно, малозначительно.

Неужели в демократических, цивилизованных государствах можно осудить человека за убийство, не выяснив, каким образом человек, находившийся за 40 км от места преступления, мог принимать в нём участие, как он мог стрелять в кого- либо на посту, когда на тот момент находился в другом месте? Как можно осудить человека за убийство, не установив, стрелял ли он вообще в кого либо? А если было бы всё же неопровержимо установлено, что именно так и было на самом деле, возникает вопрос, необязательно ли установить в какого человека, в кого именно, сколько раз и из какого оружия конкретно он выстрелил? Не требуется ли установить какие из этих выстрелов для кого именно оказались смертельными, и т.д.?

Несмотря на все это, ни один судья до сих пор не посмел потребовать, чтобы прокуроры, основываясь на базе конкретных доказательств по делу, детально, четко и внятно обосновали и конкретизировали предъявленные обвинения

Необходимо иметь в виду и помнить, что единственный пострадавший, оставшийся в живых, Томас Шярнас в ходе досудебного расследования и судебного процесса и даже различным средствам массовой информации Литвы неоднократно подтвердил, что он не видел К. Михайлова во время вооруженного нападения на пост и убийства госслужащих Литвы. Помимо прочего, Т. Шярнас подтвердил на суде, что в звукозаписи от первых чисел августа 1991 года содержится его голос, именно им самим данные показания.

В звукозаписи содержащихся показаниях, Томас Шярнас, в присутствии медиков отвечает на вопросы главного следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Литвы Альгимантаса Асташки. Во время допроса он утверждал, что на пост в Мядининкай напали 5 (пятеро) военных в пятнистой форме, в числе которых минимум один разговаривал по-литовски, а в госслужащих полиции и таможни Литвы стреляли минимум трое из них.

Первый допрос Т. Шярнаса оказался неимоверно информативным. На основании данных этого допроса, следователь Генеральной прокуратуры А. Асташка, расследовавший убийство, незамедлительно отдал указания обязательно провести необходимые следственно- розыскные действия, даже оперативникам КГБ Литовской ССР, оказывается, принимавшим активное участие в расследовании Мядининкайской бойни. Об этом свидетельствуют документы дела.

После того, как Томас Шярнас судьям коллегии Окружного суда Вильнюса признал факт его первого допроса и аутентичность звукозаписи, стало невозможным не обращать внимания на содержание этого опроса. Звукозапись не позволяет сомневаться, что пострадавший в ходе первого допроса хорошо разбирается в событиях, знает, что с ним случилось и где он находится, ясно осознает, о чем его спрашивают, сам формулирует ответы и понимает суть своих ответов и логично связывает свои ответы.

Звукозапись первого допроса Томаса Шярнаса, оглашена на заседании Вильнюсского окружного суда, выявила еще больше вопросов без расследования и ответов, особенно после следующей части:

Вопрос следователя А. Асташки: – „Кто в тебя стрелял? Молодой или старый?“

Ответ Томаса Шярнаса: – „Мик..ик.. натович“;

Вопрос следователя А. Асташки: „Макутинович?“

Ответ Томаса Шярнаса (тихий, но четкий): „Макутинович“

Показания бывшего офицера Вильнюсского ОМОН-а Владислава Пужая, допрошенного в Москве в качестве свидетеля, об обстоятельствах нападения на Мядининкайский пост и принимавших в нем активное участие лицах, подтвердили и укрепили первые показания Томаса Шярнаса.

Попробуем представить себе ситуацию, якобы К. Михайлов, если вообще там находился, мог просто стоять там на страже. Тогда же и в таком случае пожизненное заключение соответствовало бы им содеянному деянию? Вот норвежец Андерс Брейвик убил почти сотню гражданских жителей своей страны, взорвал бомбу в центре столицы. Однако суд не вынес ему наказания в виде пожизненного тюремного заключения. И даже не пытался применять закона, предусматривающего ответственность за преступления против человечности. Хотя его жертвами стали именно гражданские лица, включая и женщин, и подростков, и детей.

Сопоставив эти два преступления, становится очевидным, что литовская Фемида значительно более строгая. Но строгость и справедливость, по сути, совершено два разных и далеко не тождественных понятия.

Вот в материалах дела, переданного прокурорами Окружному суду Вильнюса, говорится о трех выстрелах, пущенных якобы из пистолета «Макаров» калибра 9 мм. Позвольте спросить, почему литовская Фемида, не проведя баллистических и трасологических экспертиз, беспочвенно утверждает, что выстрелы произведены именно из пистолета «Макаров»? Свидетелей тому нет. Ведь это всего лишь предположение, только одни догадки, ибо калибр 9 мм присущ пистолетам и других модификаций. К примеру, назовём пистолеты «Дерягина», «Стечкина» и других модификаций.

Адвокаты К. Михайлова заявляли ходатайства, чтобы хотя бы Апелляционный суд Литвы назначил проведение экспертизы, подтверждающей или опровергающей версию использования «Макарова». Однако как Вильнюсскому окружному суду, а так и Апелляционному суду Литвы эти, абсолютно неисследованные, вопросы не показались важными и достойными расследования.

В 2010 году адвокаты А. Марцинкявичюс и И Ботирене, при участии специалистов, в присутствии судебного пристава и журналистов телевиденья, провели осмотр территории у Мядининкайского поста, где неожиданно обнаружили поржавевшую, стреляную гильзу калибра 7,62 мм. И не простую. Год выпуска и завод производитель патрона обнаруженной гильзы совпадает с аналогичными данными идентификации гильз, найденных после убийства, при осмотре места преступления в вагончике.

Согласитесь, такое обстоятельство весьма любопытное и красноречивое. Однако в ходатайстве защиты о присоединении обнаруженной гильзы к материалу дела и назначении экспертного исследование адвокатам К.Михайлова было отказано. Отказали как Окружной суд Вильнюса, так и Апелляционный суд Литвы.

Аргумент Апелляционного суда Литвы более чем странный. Дескать, адвокаты не доказали, что в наших должностных госслужащих стреляли именно пулей того патрона, гильзу которого обнаружили адвокаты в 2010 году, а сама гильза найдена не в помещении постового вагончика, а у кромки леса.

Следуя здравому смыслу, не возникает и мысли о том, что адвокаты могли бы сами установить такие обстоятельства. Они ходатайствовали о том, чтобы данные обстоятельства всесторонне исследовали эксперты, привлеченные судом в помощь правосудию. Тем более, что прокуратура, во время предварительного, т.е. досудебного, расследования и передачи материалов дела Мядининкайской бойне в суд, не назначило и не обеспечило своевременного производства целого ряда подобных и других судебно-криминалистических экспертиз.

В частности, сегодня, спустя куда более двух десятков лет, очевидно, что только часть из обнаруженных на месте преступления пуль и гильз сопоставлены и причислены к двум разным автоматам «Калашников». Остальные пули и гильзы не идентифицированы, но и не относятся к первым двум автоматам. Оружия – орудия убийства и вовсе не найдено. Не идентифицированы пули и гильзы калибра 9 мм, оружия, из которых они выпущены, неустановленны.

Очевидно, ясно одно: в наших сотрудников полиции и таможни стреляли значительно более трех убийц, а их выстрелы – не идентифицированы. Но слугам литовской Фемиды и такие «мелочи» не показались значительными для дела. Впрочем, вот таких «незначительных», однако колющих глаза «мелочей» в деле об убийстве госслужащих полиции и таможни Литвы на погранично-таможенном посту в Мядининкай полным полно, хоть возом везти.

Адвокат А. Марцинкявичюс от имени защиты заявил ходатайство допросить на апелляционном процессе нескольких свидетелей защиты. По мнению адвокатов, заявленные свидетели защиты могли бы раскрыть Суду важные данные о трагических июльских событиях 1991 года и подтвердить алиби К. Михайлова (Апилинковый суд Вильнюса уже установил, что в ту роковую ночь К. Михайлов находился на базе Вильнюсского ОМОН-а в Валакупяй, а не в каком либо другом месте).

По утверждению Апелляционного суда Литвы, эти свидетели во время убийства не находились в Вильнюсе, кроме того, в те дни они уже не служили в структурах Рижского ОМОН-а. Поэтому их показания вряд и могут иметь значение для дела. И отклонил ходатайство защиты.

Такие аргументы судий возможно и имеют право на существование. Однако почему точно такие же аргументы не применялись к новым свидетелям гособвинения? Прокуроры М. Дуда и Р. Станкявичюс также заявили ходатайство о допросе нескольких новых свидетелей обвинения в апелляционном процессе. Но в отношении ходатайства прокуроров Апелляционный суд Литвы был более благосклонен, несмотря даже на личности свидетелей и их прошлое, несмотря на то, что они не были свидетелями убийства и вовсе никогда не служили в Рижском ОМОНе.

Не смотря на всё это, они, однако, все равно будут приглашены на допрос в Суде. Что это – двойные стандарты? А ведь мы уже упоминали, что в демократических, цивилизованных государствах обвиняемой стороне должно быть легче защищаться, нежели прокурорам обвинять, особенно, когда против индивидуального человека стоит государство и применяется вся мощь её институций.

Рассуждения о двойных стандартах в процессе судебного разбирательства по данному делу можно продолжить. Судьи Апелляционного суда Литвы, отклоняя некоторые ходатайства защиты, не однократно утверждали, мол, адвокаты не доказали необходимую значимость для защиты тех либо иных данных.

Скажите на милость, почему и ради чего, адвокаты должны объяснять и раскрывать, по каким соображениями они добиваются допроса того или иного свидетеля, эксперта или специалиста, что должна доказать каждая экспертиза, те или иные документы и какое значение это имеет для дела? От прокуроров ведь этого же не требуется.

Приглашать свидетелей, присоединить к делу данные, просить о производстве экспертиз – бесспорно право защиты. Прерогатива суда – не отклонять их в массовом порядке, вслепую без разбора, а оценивать значимость полученных экспертных результатов и свидетельских данных.

А раз, уж, адвокаты в каждом конкретном случае обязаны обосновывать и подробно пояснять, зачем и ради чего они добиваются проведения различных экспертиз или допроса нескольких свидетелей, экспертов или специалистов, то, на мой взгляд, такой же порядок должен применяться и к прокурорам, заявляющим суду свои ходатайства.

Однако за три года продолжающегося журналистского расследования я не однократно замечал обратный результат: адвокаты обязаны были постоянно досконально объяснять и подробно обосновывать каждое ходатайство, а прокуроры и вовсе никогда. Это что, если не двойные стандарты? Ведь правила литовской Фемиды обязывают суд быть в одинаковой мере строгим как к прокурорам, так и к адвокатам.

Особенно странным выглядит решение Апелляционного суда Литвы не опрашивать тогдашних лидеров, руководивших коммунистическими партиями Литвы и Латвии. Ведь в новом обвинении, составленном прокурорами, утверждается, что К. Михайлов совершил преступление, лично исполняя политику тогдашних коммунистических партий Латвии и Литвы.

Поэтому ходатайство защитников вновь подсудимого К. Михайлова допросить лиц, в то время руководивших коммунистами (на платформе КПСС) Литвы и Латвии, – логично и обосновано. На самом ли деле тогдашние коммунистические лидеры дали указания милиционеру Рижского ОМОН-а преследовать и убивать мирных гражданских жителей Литвы и Латвии? На каких доказательственных данных обоснованы такие утверждения Литвы? А каков был вердикт Апелляционного суда Литвы по данному ходатайству? Конечно же отрицательным, так как тогдашние коммунистические лидеры по этому делу им не предъявлены обвинения, а в деле данные об их участии в убийствах отсутствуют.

Не означает ли это, что Апелляционный суд Литвы уже признал отсутствие у него данных по делу о том, что убийство госслужащих полиции и таможни Литвы было организовано как составная часть политики центральных комитетов компартий Литвы и Латвии?

Впрочем, латвийские эпизоды из обвинений литовских прокуроров бывшему рижскому омоновцу все же никуда не исчезли. После строгой реакции Генеральной прокуратуры Латвии о том, что официальная Рига, по крайней мере, в настоящее время, никаких упреков к гражданину Латвии К. Михайлову не имеет и не дает разрешения судить его за преступления против человечности, совершенные на ее территории, ибо такие преступления просто совершенно отсутствуют, наши прокуроры сменили тактику. Немного отступили.

В обвинении остались только слова «на территории Латвии» и «политика коммунистической партии Латвии и Литвы». В новой редакции обвинения, высказанной нашими прокурорами в ответе Генеральной прокуратуре Латвии, исчезли только слова об убийстве гражданских лиц.

Впрочем, 3 сентября в Вильнюсе побывала группа журналистов Латвийского телеканала TV3. Коллеги латыши интересовались о ходе расследования Медининкского дела. Однако интерес, как потом выяснилось, был довольно тенденциозным – к сожалению, в одном направлении.

В передаче «Neka personiga» («Ничего личного») на латвийском телеканале TV3 все внимание было целесообразно направленно только на то обстоятельство, кто же оплачивает гонорары адвокатов А. Марцинкявичюса, И. Ботирене и О. Руоде, защищающих К. Михайлова–Никулина. Никаких других вопросов они не касались. Журналисты указанного телеканала не интересовались, какими конкретными доказательствами обоснованы обвинения К. Михайлову.

Даже у меня, автора этих строк, спрашивали, знаю ли я, кто финансирует защиту Константина Михайлова? В моем понимании, в демократических государствах такие вопросы не поднимаются.

Цивилизованное общество интересует лишь наличие доказательств обвинения, на основании которых человек осужден пожизненно: не с потолка ли они притянуты, не сгущены, не выдуманы ли?

Моя позиция, что в данном случае, прежде всего, следует надлежащим образом поинтересоваться, почему прокуратура Литвы за двадцать лет не смогла собрать доказательств, подтверждающих виновность К. Михайлова, увы, осталась элементарно без должной реакции, прямо без отзвука. Упомянутое телевидение этого просто не показало и не передало. Зато огласило общественности Латвии ничем необоснованные рассуждения литовского журналиста Т. Дапкуса о том, что гонорары адвокатам, защищающим К. Михайлова, возможно, платят враждебные Литве силы.

О тенденциозности латвийской телепередачи свидетельствует лейтмотивом прозвучавшее изречение: «Литва хотела бы, чтобы в этом деле Латвия была более дружественной, в противном случае обвинения литовской прокуратуры К. Михайлову могут лопнуть» и рассыпаться … Примерно такая мысль легла в основу и прозвучала в эфире латвийской телепередачи.

Вероятно, такое утверждение можно воспринимать как публично открытое давление на Генеральную прокуратуру Латвии, поступившую принципиально честно. Подумать только, прокуратура Латвии не очень дружественно общается с прокуратурой Литвы?

Прокуратура Латвии тут не причем. Она руководствуется исключительно законами своей страны и международными соглашениями, и основывается не на эмоциях: нет доказательств – нет и обвинений за неизвестно кем совершенные преступления в Латвии, поэтому Литва не может опираться на них при выдвижении нового обвинения К. Михайлову в преступлении перед человечностью и его юридического определения.

Однако Литва, несомненно, явно и открыто претендует оспаривать решения Верховного Суда Латвии и Генеральной прокуратуры, словно имеет силу действия на территории Латвийской Республики и выполнения надзора над деятельностью её институций.

Не является ли это открытым вмешательством во внутренние дела дружественного Литве соседнего государства? Неужели из-за не профессиональности и халатности литовских следователей и прокуроров можем себе позволить портить отношения с Латвийской Республикой?

На фото: журналист Гинтарас Висоцкас.

2012.09.24

print

Prisijunkite prie diskusijos

El. pašto adresas nebus skelbiamas. Būtini laukeliai pažymėti *